В е л а с к е c
Диего Родригес Де Сильва

*************************************************************************************

На лицах героев раннего Веласкеса - крестьянок, водоносов, пропойц - целая гамма мимических переживаний : тут и удивление, и радость , и настороженность… Трудно сказать, Какие преграды мог преодолеть Веласкес на трудном пути изображения динамики человеческих чувств, если бы он не стал придворным художником . Ему, испытывавшему интерес к живому, непосредственному, открытому выражению эмоций, по горькой иронии судьбы пришлось положить жизнь на портретирование чопорных и напыщенных владык и придворных, скованных железными правилами испанского дворцового этикета. Но и в этих портретах Веласкес достиг непревзойденных психологических высот. Редкостное умение видеть человека, умение читать в людях самое сокровенное и порой скрываемое от посторонних глаз, невероятная смелость, едва ли не дерзость суждений о моделях обнаруживались у Веласкеса еще до того, как он стал первым живописцем испанского короля.
Из года в год Веласкес писал дочь Филиппа IV - инфанту Маргариту, замечая, как в очаровательном существе, в "маленьком ангеле" - так ее называли - непосредственность сменяется холодной, леденящей чопорностью, как зловеще проступают в ее облике беспощадные черты вырождения - габсбургские фамильные черты: расплывается и некрасиво вытягивается лицо, уродливо повисают щеки, выдвигается вперед тяжелый подбородок и недовольно, брезгливо оттопыривается нижняя губа.






Из-за того, что до недавнего времени не умели точно определить отношение Веласкеса к мифологическим темам, осталась непонятой его самая важная и последняя из написанных им картин со сложной композицией - "Пряхи". Юсти сказал, что это первая картина, в которой изображена мастерская. Ханжеская социалистическая публика начала века с восторгом подхватила эту мысль. Я-то еще в 1943 году высказал убеждение, что знаменитое это полотно на самом деле мифологическая сцена, где, возможно, изображены Парки[19]. В то время у меня не было под рукою библиографических пособий для уточнения сюжета картины. Между тем у сеньора Ангуло появилась счастливая мысль предположить, что картина трактует легенду о Палладе и Арахне, рассказанную Овидием в "Метаморфозах", - Веласкес мог читать ее в "Тайной философии" бакалавра Хуана Переса де Мойя, имевшейся в его библиотеке. Арахна, искусная мастерица в тканье ковров, бросает дерзкий вызов Палладе, и та превращает ее в паука. Сияющий фон картины, где мастерство Веласкеса как живописца света достигает высочайшего совершенства, вполне укладывается в будничный сюжет. Есть, однако, в этой части картины один загадочный предмет - виолончель, или viola di gamba, неизвестно почему помещенная там. Две главные фигуры первого плана - это, по мысли сеньора Ангуло, возможно, Паллада в облике старухи, какой она выведена у Овидия, и Арахна до спора с богиней. Но дело-то в том, что эти две женщины не ткут, а прядут. Правда, это обстоятельство еще отнюдь не доказывает, что тут представлены Парки, даже если предположить, что иногда они появляются вдвоем, а не втроем. Когда мифологическая картина той эпохи изображает сюжет не слишком известный, необходимо найти, как сделал сеньор Ангуло, латинский текст, подкрепляющий наше толкование. И вот я вспомнил такой текст, который любили цитировать гуманисты, звучащий как бравурная ария. Это "Свадьба Фетиды и Пелея" - самая длинная и вычурная поэма Катулла. Фессалийская молодежь любуется коврами. Указывая на рисунки ковров, Парки поют свои пророчества о грядущем божественной четы и одновременно прядут: "Левая рука держит прялку с мягкой шерстью, меж тем как правая легко тянет шерстинки, свивая нить двумя согнутыми пальцами, а опущенный вниз большой палец вращает веретено... В тростниковых корзинах у их ног белеет пушистая шерсть". В этой картине представлена обычно несвойственная Веласкесу атмосфера - праздничная и музыкальная, хорошо согласующаяся со стихами Катулла. Написанная около 1657 года, за три года до кончины, картина "Пряхи" - вершина творчества Веласкеса.

Здесь достигает совершенства техника разложения объекта на чисто световые валеры, а также смягчен беспощадный его натурализм. Веласкес здесь избегает портретирования. Ни одна из фигур не индивидуализирована. Старая пряха слева наделена лишь родовыми, и в этом смысле условными, чертами старости. Лицо молодой пряхи художник умышленно нам не представляет. Зачем все эти предосторожности? Несомненно, для того, чтобы помешать вниманию сосредоточиться на каком-либо частном компоненте картины и чтобы она действовала на зрителя всей своей целостностью. Если уж искать в этой картине протагониста, придется признать, что главный ее персонаж - это падающий слева на фон картины солнечный свет. В остальном композиция такая же, как в "Менинах" и в "Сдаче Бреды": очертания буквы V, образуемые расставленными руками на первом плане, а внутри нее помещен ярко освещенный второй план. Картина сильно пострадала во время пожара во дворце, случившегося в 1734 году. Художественный дар Веласкеса, его редкостное умение наблюдать и понимать людей его удивительное, несравненное искусство созрело и раскрылось при дворе Филиппа. Он почти не писал ни себя, ни своих близких, он уже навсегда был оторван от народной Испании, где родился и вырос, от естественной, темпераментной Севильской жизни, тоской по которой томился в королевском дворце. До самой смерти, в предчувствии которой он написал свой потрясающий автопортрет в "Менинах" и "Пряхах" - ту великую народную Испанию.




Инфанта Маргарита (1653)

Инфанта Маргарита(1658-1660)

Инфанта Мария

Менины

Венера перед зеркалом

Елизавета Бурбонская

Женщина, готовящая яйца

На главную страницу