Василий Иванович вышел на улицу и невольно зажмурился. Яркое солнце, отражаясь в бесчисленных зеркальцах снега, буквально ослепило его, а лёгкий морозец приятно защекотал кожу. Погода словно подчёркивала - сегодня праздник, особенный праздник! Почему-то ему вдруг пришло на память давнишнее, детское, полузабытое...
Цифра восемь, тра-ля-ля,
Друг на дружке два нуля...
Василий Иванович держал путь в гости, к своей дочери. Ещё вчера ему далось купить приличный букет цветов и кое-что ещё. А вот с подарком для шестилетней внучки Катюшки ничего не получилось. Поэтому и зашёл сначала в "Детский мир", опять придирчивым взглядом прошёлся по игрушечному ряду. Нет, всё не то! Пистолеты, автоматы, танки - это не для неё. Наборы посуды, мебели? Их у Катюшки и так не на одну квартиру хватит, а кукол целый детский сад. К тому же денег до следующей пенсии у деда осталось
не ахти. По этому случаю на одежду он и смотреть не стал. Зашёл в обувной. Здесь тоже сначала не обнаружил ничего любопытного, но потом вдруг его внимание привлёкли красные лакированные туфельки. Яркие такие! Посмотрел дед на них, представил, как побежит в них летом Катюшка, и взял. А денег ещё и на сладенькое осталось.
В гастрономе купил немного конфет - батончиков, которые и сам любил, да попросил завернуть ещё ром-бабу. "Кажись, теперь всё в норме",- удовлетворённо подумал он.
В дверях его встречала дочь. Не успел Василий Иванович поздравить её и вручить подарок, как тут же подскочила и Катюшка:
- А мне?
- И тебе тоже. На, вот, держи.
- Деда, а там что?
- Разверни - увидишь.
Катюшка мигом раскрыла коробку и извлекла оттуда туфельки.
- Какие симпатичные! - воскликнула дочь. - Какие хорошенькие!
Внучка молча разглядывала обновку. А потом вдруг сказала:
- Ничего они не хорошенькие. Вот были бы синие... И бантиков на них нету.
- Да не было в магазине других, - пытался оправдаться дед. Но не тут-то было.
- Всё равно они некрасивые и носить я их не буду! - отрезала внучка и полезла в пакет за конфетами.
- Ой, тут одни батончики! - разочарованно воскликнула она. - Что ж ты, деда, купил? Я ж батончики не ем!
Деда в замешательстве затоптался на месте, а мать прикрикнула на Катюшку:
- Ты что говоришь? Дедушка старался, покупал, хотел тебя порадовать, а ты? Нет, чтобы спасибо сказать:
А Катюшка уже разворачивала следующий пакет. Последовал новый удар:
- Фу, и ром-баба горелая!
"Вот так угодил внучке, - поскрёб в затылке дед. - Вот тебе и восьмое марта, вот тебе и "два нуля"! Тут целых три получилось! Попробуй-ка, угоди этим женщинам!..".
Ну, чего расшумелись, чего не поделили? Ишь, до чего распалились - со злости готовы друг в друга вцепиться. А ведь злость-то ни к чему хорошему не приводит. Дай ей волю и такого натворишь - людям на потеху, себе на горе! Вот расскажу вам, что со мной однажды приключилось.
Давненько это было. Жили мы тогда в неблагоустроенном доме, где ни тебе парового отопления, ни водопровода, ни тёплого туалета, ни прочих удобств. А уж воды, дров - таскать, не перетаскать!
И вот завела себе моя половина такое правило. Когда ни приду на обед, едва только умоюсь да успею за ложку взяться, жена тут как тут:
- Ну-ка, вынеси помойное ведро!
Ах, чтоб тебя! Ни раньше, ни позже! Терпел я, терпел, пытался поначалу вразумить её. Нет, не понимает! И вот прихожу я в очередной раз на обед. На стол, как повелось в последнее время, не собрано, хотя на плите кастрюли парят. Жена в комнатах скребёт чего-то, поплёскивает водой. Рядом, слышно, мамаша ногами шаркает. Разделся я, пыль дорожную с себя смыл, хлеб нарезал и только за ложку взялся, жена тут как тут - ведро мне под нос суёт:
- Ну-ка, вынеси:
Кровь моментально ударила мне в голову, и я заорал:
- Да пошла ты со своими помоями знаешь куда!!!..
Ринулся с пустой тарелкой к плите, со злости шаг не рассчитал и врезался плечом в посудный шкаф, что возле стоял, да так, что он содрогнулся! В тот же миг что-то с колокольным звоном трахнуло меня по голове! Тарелка из рук на плиту - и вдребезги! На пальцы чем-то горячим брызнуло, а в глазах синие чёртики запрыгали! Глаза едва разлепил. Под ногами большая кастрюля, которая свалилась на мою голову. От злости аж зубы свело, только и выдавил из себя:
- Ну, никогда спокойно поесть не дадут!..
Не помня себя, бросился, было в коридор немного охладиться. Но только шагнул с размаху, как опять что-то загремело, и словно тысяча разъярённых кошек вцепилась в мою ногу! От неожиданной боли вскрикнул, вскинул ногу, под каблуком оказалось что-то скользкое, не удержался и повалился навзничь к противоположной стене! Треснулся об неё затылком и со всего маху грохнулся на пол! Подо мной что-то хрустнуло, звякнуло, и тотчас, словно два острых ножа, с двух сторон глубоко вонзились мне (простите!) в задницу!
Дёрнулся, было вскочить, да не тут-то было: сидел я на этих "ножах" крепко, как жук на иголках! Ни встать, ни пошевелиться! Вот тут от дикой боли, да с перепугу, и заорал я дурным голосом на весь дом!.. На крик прибежали мамаша с женой. С причитаниями и бранью они принялись вынимать меня... из оконной рамы, которую я выставил на лето, прислонил к стене в коридоре, да с той поры всё никак убрать не удосужился. В неё-то я и уселся!
Дальше была, понятное дело, "скорая помощь", врачи, больница. Полтора часа хирург штопал мои тяжёлые ранения, накладывал повязки на волдыри ошпаренной горячими щами ноги. Домой меня привезли перебинтованного, как египетскую мумию, сам однажды видел такую в Эрмитаже. Лежу на животе, ни повернуться, ни пошевелиться.
- Вот, - говорю жене, - что твоё помойное ведро наделало!
- А вынес бы, ничего бы и не случилось!
Тьфу, ты! Ну, что с ней разговаривать?! А тут и себя-то жалко, и имущество побитое. На нашей самой большой кастрюле теперь на самом видно месте вмятина от моей головы. От любимой тарелки - одни осколки. Теперь для рамы надо где-то большое стекло доставать... Я уж молчу про погибший холодец, для которого только накануне свиные ножки доставал. Мамаша его в тот день сварила и перед самым моим приходом в коридор остывать поставила. Кто ж его теперь есть станет после того, как в нём моё копыто побывало?
Лежу вот так, страдаю, в уме всех виноватых перебираю. А потом в голову стукнуло: ведь всё со злости получилось! Сдержался бы я тогда, глядишь, и обошлось бы без таких потерь здоровья и имущества.
Много лет уже прошло. Но и теперь, как только начну волноваться по какому-нибудь поводу сверх меры, так те стеклянные "ножи" словно снова впиваются в то самое место. Так что советую - берегите себя, прячьте свою злость как можно дальше, а то сами себе свинью подложите!
Отработав последний день в уходящем году, Петр Иванович Ухов распахнул дверь родного дома в радостном настроении. Накануне он съездил на рыбалку, и теперь готовился встретить Новый год за свежей ухой.
Дома уже царила предпраздничная суматоха. Жена на кухне что-то резала, мыла и катала.
Петр Иванович не успел раздеться, как под окном послышался шум подъехавшей машины.
- Мусоровоз приехал! - крикнула жена. - Снеси-ка мусор, да не забудь рыбьи потроха захватить.
Петр Иванович метнулся в коридор, подхватил ведро, а у дверей бумажный свёрток и выбежал на улицу. Когда он вернулся, из кухни раздалась очередная команда:
- Принеси рыбу, вода уже кипит!
- А где она?
- Возле двери, в бумаге. Там похолоднее, я и положила туда.
Петр Иванович остолбенел.
- А где потроха?
- В мусорном ведре, где ж ещё. Да поворачивайся поживее!
Петр Иванович пулей вылетел в дверь, но через минуту вернулся. Жена набросилась на него:
- Ты что, ополоумел? Давай рыбу!
- Да я... я её вместе с мусором выбросил...
Баталия разыгралась как на Бородинском поле!.. А когда наступила передышка, из кухни последовал новый приказ:
- Принеси из кладовки картошку!
Петр Иванович послушно раскрыл дверцу кладовки и замер от удивления. На полке, на боку лежала литровая банка, а вокруг всё было залито вытекавшей из неё сметаной.
- Это кто же сметану опрокинул? - воскликнул он.
Ему жалко стало пролитую сметану, а вместе с этим вдруг страшно захотелось есть. Приглядевшись к белой лужице, скопившейся возле опрокинутой банки на целлофановом пакете, он аккуратно вылил её в рот. И ту же секунду, круто развернувшись, пулей пронёсся в ванную!
- Что там у тебя ещё стряслось? - выглянула из кухни жена.
Но из-за двери слышалось только странное бульканье и надрывный кашель супруга. Когда Петр Иванович, пошатываясь, вышел, наконец, то жена его поначалу не узнала - рот у мужа был жирно очерчен чем-то белым!
- И какой дурак поставил в кладовку эту проклятую эмаль?! - прохрипел он.
Краска была на ацетоне. Она быстро высохла и никак не хотела отмываться...
А в новогоднюю ночь, в перерывах между праздничными тостами Петр Иванович, сияя белоснежной улыбкой, всё рассказывал гостям о том, какая замечательная рыбалка была накануне, и каких крупных окуней он наловил.
Дело было в начале июня. Как раз в это время в наших северных краях начинается ход щуки. Эх! И люблю я потаскаться под выходные по озеру! Плывёшь, эдак, неторопливо, лодка скользит по гладкой воде, позолоченной заходящим солнцем, а за кормой тянется длинная бечёвка с блесной и крючками на конце. Держишь, эдак, бечёвку на пальце и слышишь, как блесна играет в воде. Вдруг, дёрг!.. взяла! Подтаскиваешь - щука! Рыбу в лодку, блесну за корму. Снова дёрг!.. Подтаскиваешь - топляк, чурбан такой, полузатонувший...
В общем, красота!
А дружок мой - заядлый охотник. Целый день готов проходить за одним чирком. А рассказов после!.. Наконец, он раззадорил и меня. Решил и я поохотиться. Попросил у него ружьё, пообещал за него утку и отправился на озеро...
Побывал на одном острове, на другом - ничего, хоть шаром покати. Раньше, бывало, плывёшь в лодке, смотришь, то утка поднимется, то гусь прогогочет, а тут ни одной птахи не встретил! Как будто всё пернатое царство узнало, что в руках у меня нынче не удочка, а двустволка. Плыву себе дальше. Солнце уже садилось за горизонт, мрак начал окутывать окрестность, когда лодка ткнулась в прибрежные камни. Над водой гулко разносились звуки выстрелов, видать, другим охотникам повезло больше, чем мне. Побрёл я низким
болотистым берегом, утопая в нём по колено. Видимость становилась всё хуже. Я уже подумывал о том, что пора бы, пожалуй, поворачивать обратно да устраиваться на ночлег.
Но, бросив взгляд вдоль берега, замер от неожиданности. Утка! Невдалеке от меня сидела утка! На тёмной воде довольно чётко вырисовывалась её тонкая шея и характерный профиль. Сердце взволнованно заколотилось в груди, руки крепко сжали ружьё.
Первым желанием было немедленно выпалить из обоих стволов по желанной цели не бежать, а лететь к добыче! Но рассудок взял верх. Расстояние до утки показалось всё же порядочным.
"Бить - так наверняка! - решил я и плюхнулся животом в болотину. Холодная вода, просачиваясь сквозь одежду, обожгла. Не спуская с птицы глаз, ползу вперёд... Ещё метр, полметра... Промок основательно. Насквозь! Теперь близко. Прицелился... бах!!! На мгновение птицу накрыло дымным облаком, а когда оно рассеялось, я увидел, что утка, как ни в чём не бывало, сидит на прежнем месте, не шевелясь!..
Не теряя ни минуты, палю из второго ствола! Что за наваждение?! Утка спокойно покачивается на воде, как будто ничего не случилось!
"Видать, первым выстрелом её так стукнуло, что она окаменела", - подумал я и бросился к утке, по пояс проваливаясь в воду. И опешил! Передо мной покачивался на лёгкой волне старый пень! Его причудливо изогнутый корень торчал из воды и издалека очень напоминал шею и голову дикой утки...
Когда прошло минутное оцепенение, я решил проверить, метко ли стрелял. Ощупав скользкий корень, убедился, что в него не попала ни одна дробина. "Видать, взял слишком высоко", - подумал я и побрёл к берегу разводить костёр.
Не буду рассказывать, как провёл ночь. Сами, наверное, знаете, какое бывает у охотника настроение, когда жарко пылает костёр, а в котелке кипит только жидкий чай...
Бледная северная ночь миновала. Солнышко уже приготовилось вынырнуть из-за дальнего леса, когда я решил вновь попытать счастья. Кругом уже разносилось над озером гулкое эхо ружейных выстрелов других охотников. Взялся за свою двустволку и я. На сей раз побрёл на ближайшие лимы, острова такие плавучие. Иду, а вокруг меня по-прежнему пустота. Дичь, как будто кем-то предупреждённая, похоже, за три версты облетает меня. Я совсем уже было потерял всякую надежду, как вдруг с лимы, чуть ли из-под моих ног
выпорхнули две утки! Вскинул ружьё, нажал на курок и... Тут неожиданно лима не выдержала тяжести, и я провалился в воду по пояс. Двустволка в моих руках дёрнулась, а заряд дроби полетел совсем в другую сторону! А утки спокойно улетели...
Вот так-то. С тех пор я предпочитаю любой утке добротную уху из свежей рыбки - щучки или окуней. А обещанную утку хозяину ружья я добыл... на базаре.
Михаил Иванович очнулся, всем телом ощущая, что погода резко изменилась. Открыв глаза, он вместо тёплого августовского солнца увидел на небе низкие рваные чёрные тучи. Лодку встряхивало поднявшейся волной. Вокруг стало серо и неуютно. За бортом на волнах суетились поплавки его удочек. Поёживаясь на холодном ветру, Пискарёв проговорил вслух:
- Никак, часа четыре отгрохал. Вот угрелся на солнышке! Однако, надо сматывать удочки, северяк подул. По всему видно, вечерняя зорька сегодня не состоится.
Он быстро поднял снасти, запустил мотор и поставил лодку на домашний курс.
Пока добрался до родного берега, равновесие в природе окончательно нарушилось. Холодный шквалистый ветер срывал с лохматых туч охапки дождя и с размаху бросал на белые гребешки волн, которые тучей брызг разбивались о нос лодки.
- Ишь, разошёлся, - разговаривал сам с собой промокший и продрогший Михаил Иванович. - И вот что север вытворяет! Всего несколько часов назад было ещё тепло, а сейчас летом и не пахнет. Прямо октябрь...
- Вот даёт! - утираясь после очередной порции ледяных брызг, продолжал он. - Ну да ничего. Сейчас доберусь до дому, поем, горячего чайку попью и на боковую. Хоть отосплюсь перед новой рабочей неделей.
Поставив лодку в сарай на берегу, Михаил Иванович заторопился к заветному чайку. Но дверь квартиры оказалась на замке. "Наверное, по магазинам пошла, - подумал Пискарёв о жене. Его это не обескуражило, ключи от дома были у обоих. Он разделся, умылся и шагнул на кухню. К его удивлению плита была такой же холодной, как валуны на берегу, а кастрюли оказались пустыми, как будто в них со вчерашнего дня ничего и не было. От этой унылой картины у хозяина вдруг разыгрался такой нестерпимый голод, будто он
суток трое ничего не ел! А холод с новой силой охватил тело! Раздражение подкатило к горлу. Пискарёву сразу вспомнилось, как ворчит Людмила, когда он собирается на рыбалку: "Из-за твоих дохлых окуней никогда по-человечески выходной не проведёшь!".
- Вот негодная! - в сердцах проворчал он. - Даже не сварила! И умоталась куда-то. Ну, ладно, погоди...
На электроплитке согрел чайник, нашёл масло и булку. Попив, наконец, чаю, Михаил Иванович разогрелся, его потянуло в сон.
Когда проснулся снова, в доме по-прежнему стояла тишина. За окном чернела ночь, стрелки на часах показывали 12.
- Где это она загуляла, ржавая кочерга? - с вновь нахлынувшим раздражением выругался Пискарёв. - Схожу-ка к Безусовым, может, там засиделась?
Михаил Иванович направился к соседям. Однако там, на дверях висел замок.
- Так что же это такое? - растерянно произнёс он. - Вместе они, что ли, куда пошли?
Пискарёв стал вспоминать, не говорила ли ему накануне жена что-нибудь насчёт гостей. И тут его осенило! Он, наконец, вспомнил все события сегодняшнего дня.
Накануне выехать на рыбалку не удалось, лодочный мотор требовал ремонта. А утром, когда он засобирался на озеро, Людмила вдруг заявила:
- Я тоже поеду, хоть ягод на варенье соберу, а то ведь от тебя не дождёшься.
- Езжай, - махнул рукой Пискарёв. - Ягоды не по моей части. Мне их радикулит брать не даёт.
Погода для конца августа стояла отличная... светило солнце, было тепло и тихо. Михаил Иванович высадил жену на высоком каменистом берегу и показал дорогу...
- Иди прямо от берега, перейдёшь два болотца, там дальше начнутся ягодники. Да возьми-ка пожевать чего-нибудь, да фуфайку прихвати, неровен час - погода переменится.
- Да что мне там век вековать? - отмахнулась жена. - В такую жару я ещё буду фуфайку с собой по лесу таскать!
Подхватила корзину и скрылась в лесу. Пискарёв отчалил. Нащупав на плёсе луду, забросил удочки. Но поплавки стояли на спокойной воде, не шелохнувшись. Солнышко припекало и Михаила Ивановича разморило. Он начал поклёвывать носом и незаметно уснул...
Что произошло дальше, вы уже знаете. Всё это в один миг пронеслось в голове Пискарёва, и теперь в мозгу засела только одна мысль: "Забыл! Забыл, горшок дырявый, жену в лесу!"... Ему представилось, как его Людмила сейчас жмётся от ночного холода на каменистом берегу одна!..
Пискарев опрометью бросился домой, схватил фуфайку, сунул ноги в болотные сапоги и помчался на берег. Вытащил лодку из сарая, прыгнул в неё и завёл мотор. В темноте он почти ничего не мог разглядеть, держал курс больше по памяти. Вот, наконец, и тот злополучный берег. Выскочив на камни, он закричал что было духу:
- Лю-ся-я-я!!!..
Ночной ветер подхватил это долгое, протяжное "я-я-я!.." и запутал в ветвях растущих вдоль берега деревьев. В ответ не донеслось ни звука:
До утра метался Пискарёв по прибрежным зарослям. Голос у него пропал, из горла вылетали лишь какие-то хриплые звуки. К тому же он промок до костей, да впотьмах угодил в какую-то яму, запутался в корнях вывороченного пня и ободрал себе всё лицо. А Людмилы нигде не было.
Проклиная себя и всё на свете, Пискарёв решил ехать домой и просить на комбинате катер для поиска пропавшей жены.
Уже совсем рассвело, когда он второй раз заводил лодку в сарай. Сначала Пискарёв решил забежать домой, по-быстрому перекусить, да захватить тёплую сухую одежду для жены. Распахнув дверь, ринулся в комнату и... остолбенел от изумления! Навстречу ему из спальни в ночном халате вышла Людмила!..
- К-к-как, ты уже дома? - Пискарёв начал заикаться.
- А, явился, морской бродяга! - набросилась на него жена. - Бросил бабу одну в лесу и усвистал! Спасибо, нашлись добрые люди, сняли да домой привезли! А где же ты до сих пор шлялся, налим бездомный?!..
Пискарёв пытался, было, что-то сказать в своё оправдание, но остановить бурный словесный поток разгневанной супруги ему так и не удалось...
- Поедем-ка, Николай Иванович, на рыбалку. А то гляжу, ты все выходные в городе проводишь. Я тебе скажу, брат, рыбалка такая штука, что на всю неделю зарядку даёт, - уговаривал своего соседа по квартире молодого инженера Безусова слесарь Михаил Иванович Пискарёв. - Не бывал ведь на рыбалке?
- Не бывал, - соглашался инженер. - Да что-то и не тянет. Как-то не могу понять, что за удовольствие часами сидеть на берегу с удочкой?
- А вот вытащишь первого окуня, так поймёшь, - гнул свою линию Пискарёв. - А уж как рыбацкой ухи отведаешь, то потом на рыбалку сам побежишь, никакая сила тебя не удержит! Поедем, такой ухой накормлю, какой ты в жизни не едал! - и он даже глаза зажмурил от удовольствия.
Не первый раз между соседями происходил такой разговор. Михаил Иванович азартно уговаривал, а Николай Иванович непременно отнекивался. Но на этот раз любопытство всё-таки взяло верх, и Безусов не устоял.
- Ну, ладно, считай, уговорил, - сказал инженер после некоторого раздумья. - Посмотрим, какова она, твоя рыбацкая уха.
Не прошло и часа после окончания работы под выходной, как оба приятеля уже сидели в лодке, и всё дальше становился обжитой берег. Погода, как назло, с каждой минутой портилась. Разыгравшийся ветер поднял волну, пригнал откуда-то мрачные тучи, готовые вот-вот разразиться дождём. Соответственно ухудшалось и настроение Николая Ивановича. "Дернула же нелёгкая согласиться на эту рыбалку, - в душе поругивался он. - Сходил бы сейчас в баньку, а потом со стаканчиком горячего чая смотрел по телевизору
футбол".
- Ты на погоду не смотри, - угадав его настроение, сказал Пискарёв. - Ветерок - это ничего, окунь на ветерке ещё лучше берёт. Правда, поздновато выехали, но на уху ещё успеем натаскать.
Наконец, часа через три добрались до места. Ветер к тому времени уже разыгрался не на шутку, срывая белую пену с верхушек волн. Встали, закинули удочки - ничего! Перебрались дальше - то же самое! Переехали на третье. Уже начинало заметно темнеть. И тут Николай Иванович только забросил удочку, как увидел, что поплавок исчез под водой. Со всей силы дёрнул он удилище, и из воды вылетела рыбина. Она, как маятник, пронеслась возле уха рыбака сначала к противоположному борту лодки, потом обратно, хлестнула
холодным мокрым хвостом по носу инженера, который сумел-таки схватить её. Это был средненький окунёк, граммов эдак на сто.
- Есть! - растерянно и торжествующе произнёс Безусов, и какой-то неведомый им доселе огонёк азарта вспыхнул в его душе.
- Ну, начало есть, теперь дело пойдёт! - одобрительно сказал Пискарёв.
Но дело дальше не пошло никак. Сколько друзья ни забрасывали удочки, рыба не клевала.
- Выходит, не состоялась, Михаил Иванович, твоя рыбацкая уха, - вылезая на берег, вздохнул Николай Иванович, он был явно разочарован.
- Как это не состоялась?
- Рыбы-то нет!
- А твой окунь на что? Мы сейчас такую уху заварим, какой ты в жизни не едал!
У бывалого рыбака дело спорилось. Вот уже и костёр запылал, и котелок с картошкой висел над огнём. Пристроившись на бревешке, Михаил Иванович потрошил окуня.
- Из окуня, друг ты мой, самая лучшая уха получается. Пальчики оближешь! - и он, не вставая, лихо бросил рыбину в котелок.
Вскоре там начало побулькивать и потянуло ароматным парком. Пискарёв поубавил огня, пояснив:
- А то раскипится, весь жир сбежит. Сейчас лучку положим, яичко свежее разобьем, - продолжал он колдовать над котелком. - Ну, вот, а теперь пора лавровый лист с перчиком положить... для аромату укропчика добавим... Всё, готова уха, Николай Иванович, пожалуйте к столу!
Приятели уселись друг против друга, поставив посредине котелок. Выпив традиционную чарку, заработали ложками.
- Ну и уха! - причмокивал Пискарёв.
- Признаться, такого деликатеса пробовать ещё не доводилось, - поддакивал инженер.
- Что ты! Ни в каком ресторане тебе такой ухи не сварят! - восторгался Пискарёв. - Вот тебе и окунь.
- Действительно, и не подумаешь, что из одного-единственного окуня такую красоту приготовить можно! - согласился Безусов.
Скоро ложки застучали о пустое дно котелка. Приятели глянули друг на друга.
- Хороша кашка, да мала чашка, - заметил с сожалением Пискарёв.
- Вот уж действительно правду говорит пословица, - поддержал Безусов, а сам между тем подумал: "Вот это рыбак! Ведь друг против друга сидели, а когда он окуня съел, я и не заметил. Виртуоз!".
"Хоть, говорит, что ни разу не был на рыбалке, а с рыбой-то расправляться мастак! - размышлял Пискарёв. - Как он у меня перед самым носом окуня убрал и даже косточек не выплюнул? Циркач!".
Приятели молча стали устраиваться на ночлег...
Утренний холодок прервал их сновидения и заставил подняться на негнущиеся ноги.
- Ничего, сейчас чайком согреемся, - позёвывая, сказал Пискарёв.
Приятели начали сгребать в кучу обгоревшие сучки, сооружая новый костерок.
- Михал Иваныч, глянь-ка! - вдруг воскликнул инженер.
Пискарёв повернулся к нему и замер. В опалённой костром траве лежал... выпотрошенный им вчера тот самый окунь с чуть обгоревшим хвостом!
- Он? - спросил Безусов.
- Он самый, - почему-то шёпотом произнёс Пискарёв.
- Выходит, уха-то твоя была... из петуха?
- Как в цирке! - пожал плечами Пискарёв. - Но уха-то была отменная, сам ел?
- Это точно, отменная! - не стал возражать Безусов.
Да, вот она какая порой бывает рыбацкая уха!
Николай Иванович Безусов вышел в долгожданный отпуск и сразу направился к своему другу Пискарёву. Тот недавно купил новый лодочный мотор и похвастался:
- Во, мотор! Заводится с пол-оборота.
Входя к другу, Безусов выпалил с порога:
- Всё! Поехали в выходные на озеро. Отдохнём пару дней на природе.
- Меня уговаривать не надо, - отозвался Пискарёв, - только одно "но" есть. В пятницу я работаю до двенадцати ночи.
- Не беда. Приходи прямо со смены на берег.
В пятницу около полуночи Николай Иванович сидел на берегу у лодки и перебирал в уме - всё ли взято? Прибежал со смены Пискарёв.
- Готов? Сейчас отчалим. Но, давай всё-таки сетку возьмём, вдруг пригодится. Только её перебрать надо.
- Что ж ты раньше не сказал?
Начали перебирать сеть. Дело затягивалось. А в начале августа ночи в Карелии уже тёмные. Наконец приятели оттолкнули лодку от берега. Как и обещал Михаил Иванович, новенький мотор завёлся с пол-оборота.
На место прибыли быстро, лодка причалила, на берег полетели нехитрые рыбацкие пожитки, вскоре затрещал костерок.
- Придётся посидеть немного, тем более: - Пискарёв вдруг поперхнулся, - что я червей на берегу оставил.
- Вот это удружил, вот это обеспечил, - укорил Безусов приятеля. - Ну, вот что, садись в лодку и давай до дому! Бензина хватит туда и обратно. А так просто тут прохлаждаться нечего, какая уж тут утренняя зорька, когда червей нет!
Михаил Иванович плюхнулся в лодку, завёл мотор. Тот было заурчал, но вдруг смолк. Снова и снова дёргал шнур Пискарёв, но двигатель не подавал никаких признаков жизни и желания работать!
При свете фонаря приятели проверили и прочистили систему питания. Но сколько ни дёргали шнур - всё было напрасно. Мотор не заводился! Проверили зажигание - там порядок. А мотор молчит! Добрых два часа подряд дёргали шнур. Наконец, тяжело дыша и обливаясь потом, Безусов сказал:
- Всё! Хватит! Передохнём немного, заодно перекусим. Рассветёт - посмотрим, что там стряслось.
В изнеможении дружки опустились на прибрежный песок возле догоревшего костра. Пожевав консервированной ставриды, Безусов задремал. Очнулся он от свежего порыва ветра. Над кромкой леса показалось багровое солнце, не предвещая ничего хорошего.
Сменяя друг друга, они снова начали дёргать шнур, потом разбирали и снова собирали мотор. Но тот не заводился! Время уже перевалило за полдень, вовсю разгулялся ветер, высокая волна с силой била в берег. О том, чтобы поставить сетку, не приходилось и думать. Небо стало затягиваться тучами.
- Вот что, - не выдержал Безусов, - пока ветер попутный, давай-ка на вёслах домой! Славно посидели на зорьке!..
На вёслах приятели сменяли друг друга каждые десять минут, на большее сил не хватало. Хоть и ветер был в корму, но тащиться на вёслах по штормовому озеру было ой, как нелегко!
Пролив уже заканчивался, впереди замаячила долгожданная громада комбината, когда Пискарёв крикнул с тревогой: "А прохода-то нет!". Всю ширину пролива загромождал сплавной лес! Пришлось делать порядочный крюк и огибать остров. Под свист встречного ветра гнулись вёсла. К тому же пошёл дождь, сменившийся вскоре настоящим ливнем. За кормой лодки на леске давно болталась выпущенная в надежде на удачу блесна, никого не привлекая.
Но вот, наконец, и мост. Позади полдня тяжелейшей работы на вёслах. Ещё метров двести - и конец этому "отдыху на природе"! В этот момент Николай Иванович почувствовал резкий рывок лески. Руки заработали автоматически - и в лодку шлёпнулся большой окунь.
Это ж надо! Почти сутки впустую мотаться по озеру, а удача поджидала дома! Лодка ткнулась в берег. Вот и злосчастная банка с червями. Гудят руки, ноги, ноет спина. Кое-как завели лодку в сарай, собрали рюкзаки.
- А что, дёрнем напоследок? - невесело пошутил Николай Иванович и кивнул на мотор.
- Валяй, - равнодушно бросил Пискарёв.
Безусов намотал на диск шнур и несильно дёрнул. Мотор... завёлся с пол-оборота, вспенив воду за кормой!
- Нет, ну, надо же! Что это такое?! - обалдело спросил Николай Иванович и плюнул в сердцах, - прямо наваждение какое-то!
Приятели молча стояли возле лодки, а мотор, как ни в чём не бывало, продолжал весёло рокотать.