ГЛАВА 5
ПУТЬ К СЛАВЕ
ЛOЖЬ ЕСТЬ СМЕРТЬ
Годы, отданные творческим экспериментам с образами флоры и фауны в сериях «Вепсская» и «Кижи», с человеческими – в «Калевале», чрезвычайно важны для понимания более поздних произведений художника. Работая над «Калевалой» он пережил катарсис, который привел его к видоизменению стиля, в основе своей узнаваемого. Картины стали пространственно насыщеннее. Если раньше композиции работ выстраивались таким образом, что психологически и технически доминировал единственный образ (акцент делался на пятне в центре), то теперь они усложнились за счет детализации пространства. С 1998г. по 2002г. он писал сразу несколько серий. Его жизнь влилась в русло максимального творческого развития.
В 1998г. появилась первая картина «Лжепророк» из серии «Пер Гюнт. Генрик Ибсен», завершившейся «Золотым диалогом» в 2000г. В 1999г. он воплотил образ Христа в «Оранжевом распятии», ставшем предтечей «Духовной» серии. После того, как он закончил Иисуса, я подвела его к окну квартиры-мастерской, за которым густая пелена тумана покрывала дома и озеро.
- Смотри, - сказала я, глядя в это вязкое слепое безмолвие, - мы все бредем в тумане. Мы ждем каких-то изменений и ничего не можем сделать. Чувствуем: где-то есть живительное солнце и лучезарные небеса, что-то важное для нас… Наша жизнь – туман. Так живут все, и я в том числе. Только не ты. Ты можешь сделать то, что ты хочешь. Искусство приближает нас к невозможному, вот почему нужны художники. Картина ослепляет, как солнце, музыка красок открывает нам то, что мы ищем… Ты должен сделать эту серию, потому что тебе это дано.
- Когда я начну писать «Библию», - задумался Владимир, - церковники мне «спасибо» не скажут за отступление от канонов. Я пишу свои картины не для того, чтобы они висели в церкви.
Фомин предвидел реакцию одного из настоятелей храма, разразившегося гневом по поводу наброска картины «Иисус въезжает на зайчике в Кижи». Мы встретились со священником в ресторане, и он подшофе отвез нас на машине, чтобы продолжить общение за столом в домашних условиях. Внимание служителя церкви привлекли работы мужа. Поклонником «авангардного лубка» естественно, он не стал, а полотна «Духовной» серии страстно раскритиковал. И тут же получил от меня отпор: «Значит, пить водку и садится за руль можно, а кресты писать не на иконах нельзя?!». Батюшка ретировался, а картина, к сожалению, осталась незаконченной на долгие годы. Любое недоброе слово, сказанное в адрес произведения мужа, могло приостановить процесс навсегда. Он обладал репутацией тонкой, хладнокровной натуры, сочетавшей обаяние с резкостью. Но за внешней невозмутимостью скрывалась уязвимая личность. Немало картин, на мой взгляд, близких к совершенству, он уничтожил, считая их неудачными.
Я всегда полагала, что у меня есть право на труд, а у Фомина – право творить, которое отстаивала даже будучи одним воином в поле. Я верила в его гений тогда, когда вокруг него было пустое место. Церковную веру поддерживают искусство, деятели церкви, обряды… Моя же не основывалась ни на чем. Условием веры в его гениальность не была даже любовь. Никаких условий – одна вера, утекающая как песок сквозь пальцы, как время, уходящее вместе с жизнью.
Моя преданность делу мужа подкупила знакомого главного редактора карельского телевидения. Он даже настаивал на съемках фильма обо мне как о современной музе. Однажды во время передачи о политической и социально-экономической жизни республики он появился на экране с фразой: «А теперь я хочу, чтобы вы посмотрели живопись Владимира Фомина». После десяти минут безмолвия в эфире – демонстрация картин не сопровождалась ни музыкой, ни комментариями – редактора уволили с работы. Третий инфаркт поставил точку в его карьере, последним кадром которой явилось «Оранжевое распятие».
В 1999 г. Фомин начал писать задуманную в 1997 г. серию «Фридрих Ницше». В 2000 г. - серию «Девы, Дамы, Мадонны», и почти одновременно, в 2001г. - серию «Мандалы». В 2002г. начал серию «Сказки Севера» и продолжил серии «Духовная», «Лубок» и «Подарки».
Муж превратился в самолет, преодолевший звуковой барьер и летящий ввысь с невероятной монотонностью. Это состояние он называл вдохновением.
В 1998-1999г.г. мы увлекались средневековой музыкой и литературой. Лютневые мелодии 16-17 веков вызывали во мне фантазии о том, что через столетия на земле будут произносить имя Владимира Фомина, как имя Питера Брейгеля.
- Я только для этого и живу, - слышала я, погруженная в мечты о гармонии, существовавшей в мире изначально, и о бесплодных поисках красоты вне нее.
- Ложь – это смерть, Бог – не есть ложь, - разговаривал со мной Владимир, колдуя над холстом. – Я верю в Бога, которого не отрицал А. Эйнштейн. Я знаю, что человек – биологический робот, развитие которому дал создатель. Я нутром чувствую, что значит «красота спасет мир». Красота открывает мир. Она впускает в жизнь только того, кто понимает и несет в себе красоту. Она не пропустит в будущее пошлость и посредственность. Красота – пароль для всего, что входит в жизнь и остается в ней. Я знаю пароль к душе человеческой.
С 1999-2000 г.г. в мой переписке по Интернету в качестве секретаря мужа наметился перелом. Стали приходить предложения, связанные с использованием не только имиджей картин Фомина для подражания в творчестве, для оформления различных компакт-дисков, сайтов, изданий, театральных постановок, но и для преподавания, чтения лекций, защиты дипломных работ и диссертаций на темы искусства.
С 1999г. его творчество стало предметом изучения в вузах Венгрии и США, с 2000г. – в Финляндии и России, с 2002г.- в Норвегии. В основном, интерес проявлялся к «Калевале» и «Перу Гюнту», о которых студентам приходилось писать сочинения.
В США, например, ученики Роллинз колледжа впервые услышали о современном лубке от профессора А.Богуславского, открывшего для Америки русского мастера в Интернете. В 2004г. заочное знакомство с ним переросло в дружбу во время его визита в Россию. Любопытно, что своим названием «Духовная» серия обязана А. Богуславскому. Первоначальное условное название «Библия» не совсем точно отражало смысл, который вкладывал в нее художник.
Ученая дама из Финляндии Ирма Хейскинен читала лекции по психологии в разных странах, подбирая видеоряд из слайдов полюбившихся образов живописца. В знак благодарности каждый год она присылала неординарные вещицы. Самой запоминающейся из них стал амулет вождя индейского племени - таким странным образом у Фомина появился какой-то дух-покровитель за океаном.
ПРОВИДЕНИЕ
Фомин любил Норвегию уже за то, что она дала миру Э. Мунка, Г. Ибсена, К. Гамсуна и Э. Грига. Он написал серию «Пер Гюнт. Генрик Ибсен» без единого шанса побывать на родине этих великих людей. И все же он был там, сидел в кафе, которые они посещали, видел их дома и музеи, стоял рядом с их могилами.
«Пер Гюнт», написанный под музыку Э. Грига (композитору он посвятил несколько абстрактных композиций) и джаз Д. Эллингтона, как и «Фридрих Ницше», вырос из его «Подарков». Я всегда повторяла фразу А. Пушкина, что в жизни достаточно прочитать сто книг, но великих. Драма норвежского драматурга и ницшеановская притча «Так говорил Заратустра» входили в эту сотню. Но в библиотеках Карелии книги «Пер Гюнт» не оказалось. Мы искали ее три года. И в 1998г. на книжной распродаже, в центре г. Москвы, нам повезло. Один из седых букинистов уступил полное собрание сочинений Г. Ибсена 1956г. Приехав домой, мы погрузились в мир троллей, органично вписавшийся в окружающую нас действительность.
Впоследствии, когда серия Фомина произвела фурор в Норвегии и отголоски его докатились до родного края, режиссер карельского театра попытался позаимствовать у мужа том с «Пером Гюнтом», но тот отказал. Владимир настолько врос в Ибсена, что дорожил раритетом, как ручным питомцем, которого никому не позволяют гладить.
Фомин ценил серию «Пер Гюнт» выше «Калевалы», потому, что, работая над ней, он больше импровизировал. Все великие книги вышли из одной. И Ибсен, и Ницше шли по библейскому пути. После лесного фольклора «Калевалы» Фомин настолько увлекся природой человека, что мы не отказали себе в удовольствии повторить путешествие полусказочного героя Ибсена на восток.
За год до окончания серии в одном из интервью Фомина я упомянула о выставке в Норвегии, как о чем-то само собой разумеющемся, хотя рассчитывать на это было равносильно безумию.
В 2000г. картину «Превращение в ничто» из законченной серии увез в Германию В. Гец. Боясь, что серия будет рассеяна по миру, Фомин внял моей просьбе познакомиться с норвежцем Йоргеном Холтеном Йоргенсоном, представителем Совета министров Северных стран в Баренц-регионе. Надо знать характер мужа, чтобы понять, насколько трудно было для него знакомиться первым. Он почти никогда на это не соглашался. Данный шаг он сделал в открытую дверь - Йоргенсон отправил своему начальству прошение о помощи 38-летнему художнику.
Для него, как и для нас, стало полной неожиданностью присуждение в 2001г. Фомину Гранта Совмина Северных стран вопреки закону о выделении грантов за особые заслуги в науке и культуре только лицам до 35 лет. Благодаря исключению из правил, состоялось дорогостоящее турне «Пера Гюнта» по Норвегии.
Но сначала у автора серии появились спонсоры в лице корпорации GlaxoWellcome и фирмы Harstad CIC. По счастливому совпадению в 2000г. Владимир оказался в офисе Йоргенcона в один день с делегацией, прибывшей из г. Харстада. Ее возглавлял потомок наместника короля Северной Норвегии Йенс Харалд V Холмбой, представлявший один из проектов Евросоюза в странах Балтии. Узнав о серии, он предложил своим коллегам увидеть картины воочию. По их настоянию была организована первая и последняя российская выставка «Пера Гюнта», продолжавшаяся 9 часов и отнявшая у нас десять лет жизни.
ВЫСТАВКА ПО-РУССКИ
За несколько часов до этого вернисажа Владимир пожаловался мне:
- Я совершенно не хочу, чтобы мои выставки сопровождали скандалы. Почему со мной всегда это происходит?
Предложение устроить во Дворце творчества Карелии демонстрацию серии «Пер Гюнт. Генрик Ибсен» поступило в июне 2000 года. У нас дома были медики-норвежцы из Харстада, Бергена и Нарвика. Мы рассуждали о нашем путешествии в Норвегию. И вдруг гости заговорили о международной медицинской конференции в Петрозаводске, в рамках которой в сентябре планировали организовать выставку мужа.
Владимир беспомощно взглянул на меня. На мгновение я испытала отчаяние. Мы давно договорились не привлекать к себе внимание в Петрозаводске ни выставками, ни публикациями. Горький опыт подсказывал, что ничего, кроме болезненных последствий, не предвидится. Но как это объяснить норвежцам, которые, как дети радовались его картинам?
Видя наше замешательство, те стали уговаривать:
- Нам очень хочется, чтобы наши соотечественники увидели вашего «Пера Гюнта». К тому же, на конференции будет 250 врачей из Москвы и Санкт-Петербурга. Это возможность показать его картины сначала в России.
Я ответила за Володю, что организацию выставки норвежцам лучше обсудить с русскими, ответственными за подготовку конференции. Нам пообещали, что представители оргкомитета из Министерства здравоохранения Карелии выйдут на нас. Вечер завершился славным ужином в ресторане, после чего мы перестали воспринимать выставку в Петрозаводске всерьез. В августе одно за другим посыпались письма от наших норвежских друзей. Они просили сделать выставку 15-17 сентября и связаться с русским оргкомитетом. Аренда залов для конференции и выставки норвежцами была уже оплачена. Мы почувствовали себя припертыми к великой китайской стене, на которую предстояло еще и залезть. События развивались по сценарию наихудших опасений.
Пока спонсоры-норвежцы недоумевали по поводу трудностей с организацией выставки, мы с Фоминым выслушивали чушь от их русских коллег. На месяц наша жизнь стала зависеть от администрации Дворца творчества г.Петрозаводска, фирмы-посредника, арендовавшей по заказу норвежской стороны Дворец и обеспечивающей мероприятия, и чиновников из министерства здравоохранения Карелии, которые никак не могли между собой договориться.
Директор Дворца отправила Фомина к своим заместителям, а те, по русской традиции - к завхозу. Завхоз пригрозила, что не выделит и куска стены, не разрешит вбить ни одного гвоздя и даже не даст стул, чтобы вешать картины.
- Надеетесь продать картины норвежцам?! Не получится! – обрушилась она на мужа, и потребовала взятку.
Фомин рассказывал, что, оставшись за закрытой дверью, он хотел разнести вдребезги не только ее, но и все здание.
Пришлось вмешаться Генеральному консулу Норвегии в Санкт-Петербурге. После того, как из Консульства позвонили в Администрацию Главы Правительства Карелии и Администрацию инспектора Полномочного представителя Президента России по Северо-Западному федеральному округу, министр образования Карелии, в ведении которого находился Дворец творчества, позвонила его директору, все стороны конфликта изобразили полное взаимопонимание.
А через несколько дней из-за сердечного приступа Фомин вызывал мне скорую помощь. Мы получили послание от директора фирмы, обслуживающей мероприятия в ходе конференции: «Вы должны выставить только 3-4 картины с 18 часов 30 минут до 19 часов 30 минут. Ваша жена и журналисты не приглашены».
На вопрос о причине столь неожиданного диктата директор фирмы ответила:
- Мало ли о чем мы договаривались. Министерство здравоохранения против вашей выставки.
До события оставалось два дня. На фуршет по случаю открытия вернисажа уже были приглашены главные редакторы средств массовой информации, пожелавшие увидеть местную знаменитость, не выставляющуюся на родине. Пресс-секретарь министерства здравоохранения Карелии, он же по совместительству начальник кадров, не являющийся членом оргкомитета по подготовке конференции, отменил все приглашения для прессы.
Оправившись от болезни, я встретилась с дамой из оргкомитета министерства здравоохранения Карелии. Она открестилась от выставки, заявив, что ей поручено заниматься только конференцией. Я знала, что подразумевают устои провинциального чиновничества. За каждую козявочку отвечает самый маленький человек, а дальше – хоть потоп. Мне пришлось пообщаться с пресс-секретарем, который сразу предупредил, что ненавидит журналистов. Он, видимо, воображал себя министром: «Если норвежцы платят за эту конференцию, это еще не значит, что мы должны плясать под их дудку! Я укажу им на их место, когда они приедут!». Ему нравилось меня шокировать, и он продолжал: «Если норвежцы хотят выставку Фомина, пусть делают ее в Норвегии, а здесь наш город!».
- Вы лично или министерство против выставки? – пыталась уточнить я.
- Мы не против выставки. Мы против совмещения выставки и конференции, - не решаясь взять на себя ответственность за отмену выставки, вещал кадровик-затейник. – Фомин затмит нашу конференцию.
- А Григ, которого будет играть приглашенный пианист, не затмит? – после его высказывания трудно было не иронизировать.
Помня о потопе, часа два я добивалась от товарищей из министерства одного ответа из двух: «да» или «нет».
- Да, надо, чтобы он обязательно выставился, но с условием – он не должен давать интервью никому из журналистов, – этой фразой была поставлена точка в нашей нервозной беседе.
Я посоветовала Фомину абстрагироваться от любых провокаций, зная, что, если журналисты захотят быть на выставке, их никто не остановит.
Утром следующего дня, перед началом конференции, ее устроители-норвежцы поздравили Фомина с открытием выставки, выразив сожаление по поводу случившегося. Когда они зашли в зал заседаний, к развешивающему картины художнику поспешили завхоз и заместитель директора Дворца творчества, чтобы прогнать его вон. Прибежавшая на их крики директор заведения приструнила подчиненных, которые, по ее словам, были «не в курсе» происходящего.
- Это какое-то недоразумение, - бросилась она навстречу съемочной группе телевидения, пытающейся взять интервью у автора «норвежской» серии. – Мы давно ждали эту выставку. Мы так рады, что наш знаменитый мастер выставляется именно у нас. Мы предоставили лучшее помещение под сорок картин...
Возмущенный Фомин, не рискнувший выставить более пяти работ, к тому же охранявший их своим телом, обратился через телевидение к родителям детей, посещающих кружки Дворца творчества.
- Здесь их учат, как правильно рисовать, - сказал он в камеру, - но они вырастут, и, если, станут талантливыми художниками, их будут гноить, как меня. Так что подумайте, мамы и папы!
Конечно, в эфир попало «только хорошее» - то, о чем Фомин не говорил.
Вечером того же дня состоялся фуршет по случаю презентации его «Пера Гюнта». На нем не было никого из тех, кто нам «помогал» в организации выставки, кроме дамы из оргкомитета, навязчиво расплывшейся в извинениях. Когда у меня за спиной она несколько раз прокричала: «Обязательно посмотрите картины! Очень интересные!», я чуть не подавилась шампанским.
- Ты простила ее? – шутливо поинтересовался потом у меня Йоргенсон.
- Не понимаю о чем ты, - уклонилась я от прямого ответа. – Ты же сам сказал, что все было по-русски.
Эта выставка одного дня стала самой непродолжительной в жизни художника. Боясь оставить картины на ночь во Дворце, он после фуршета отправил их домой, не дожидаясь завершения конференции. Но именно 15 сентября 2000 г. впервые из уст норвежцев прозвучали слова, затем многократно повторенные на родине Г. Ибсена. Серия картин о смысле жизни (определение автора) была названа «частью норвежской культуры».
ФОМИН «ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ»
Накануне 2002г. был воплощен в жизнь уникальный проект под названием «Великолепный лубок Владимира Фомина». Впервые в России вышел в свет на трех языках (русском, английском и финском) персональный мультимедийный диск – полное собрание живописи и графики (более 200 произведений периода 1990-2001 г.г.), публикации в прессе, фильмы, монографии, фото-архив в музыкальном сопровождении. Работа над компакт-диском в Новой Зеландии, США и России заняла полтора года. Разработкой программного обеспечения занимался Петрозаводский государственный университет. Одними из главных спонсоров стали Совет министров Северных стран и фирма «Stemmakaluste Vehvilдinen».
Обложки языковых версий отличались не только изображенными на них картинами (в русском варианте – «Чертово колесо», в английском – «Крик. Подарок Э.Мунку», в финском – «Красная лодка» из «Калевалы»), но и названиями.
Название диска в переводе на английский и финский языки - «Сенсационный лубок» оправдывало себя. Его сразу приобрели несколько российских библиотек. Это произошло незадолго до появления Постановления Правительства РФ «О программе «Электронная Россия» на 2002-2010г.г., предполагающей внедрение в публичных местах электронных информационных ресурсов, которых в стране практически не было.
ПУТЬ НА СЕВЕР
Как и до этого в галереях и музеях Скандинавии, Фомин был первым из русских художников, выставившимся в государственной галерее Северной Норвегии «Nord-Norge» в г. Харстад.
Наше путешествие было продумано заботливыми норвежцами таким образом, что добравшись за сутки на поезде из Петрозаводска до г. Мурманска и сойдя затем с трапа самолета в г. Тромсе, мы сразу имели возможность наслаждаться достопримечательностями Северного Парижа, как называют этот город. В коммуну Харстад мы отправились на теплоходе по норвежскому морю.
20 апреля 2002 г. нас встречали высокопоставленные чиновники коммуны и губернии Тромс. Их озадачило отсутствие багажа в наших руках.
- Разве художнику нужно что-то кроме картин? Они же здесь, - пожал плечами Владимир.
Потом норвежцы шутили: «Типичные русские – приехали с двумя маленькими рюкзаками, в которых оказалась водка».
Мы не предвидели, что программа нашего времяпровождения предполагает ежедневное употребление качественных спиртных напитков в различных учреждениях и в домах «отцов города». Но, даже зная об этом, мы не осмелились бы нарушить русскую традицию - в гости со своей водкой.
Вообще в этой поездке нас преследовали курьезы, связанные с алкоголем. Мы остановились в частной гостинице, принадлежавшей двум бывшим артистам - танцовщице по имени Бъерк и музыканту Яну, игравшему со всеми джазовыми знаменитостями мира, о чем красноречиво свидетельствовали фотографии, расклеенные по всему дому. В их приятной кампании мы впервые познали магический смысл слова «скул». Каждый раз, когда Ян поднимал рюмку и произносил «скул», я и Володя пытались поддержать беседу на русском языке. Мы полагали, что «скул» означает «школа» на английском, а Ян – некто вроде преподавателя музыки.
Завязывалась никому не понятная дискуссия. Ян терпеливо опускал рюмку, даже не пригубив коньяк. «Безобразие» повторялось до тех пор, пока мы не убедились, что «скул» - это приглашение выпить, нечто похожее на русский тост «на здоровье!».
Когда нам сообщили, что в гостиницу приедет познакомиться с семьей художника самая пожилая женщина Северной Норвегии, которой исполнилось более ста лет, мы решили отметить визит дамы французским коньяком. В отличие от норвежцев, привыкших преодолевать от одного до трех метров на машинах (в Харстаде отсутствовали пешеходные и даже велосипедные дорожки), мы – любители прогуливаться неспешным шагом по нескольку километров, решили отправиться своим ходом в местную «винную монополию». Хозяин галереи «Nord-Norge» объяснил какой-то совершенно немыслимый маршрут, из-за чего возникло предположение, что нужный магазин находится за городом. Где-то на полпути от Харстада до г. Нарвика, находившегося в другой губернии – Нурланд, мы повернули обратно. Благодаря расспросам уличных прохожих, мы нашли «монополию» за углом галереи, откуда благополучно вышли более трех часов назад.
Эта история стала достоянием общественности, и жители Харстада еще долго смаковали путешествие двух русских за французским коньяком в другой город.
Выучив единственное норвежское слово «скул», мы довольно комфортно ощущали себя в стране, поразившей нас своей толерантностью во всем, отношением к культуре и детям. Мы осознали очевидную разницу между русскими и норвежцами. Мы – более агрессивны.
ВЫСТАВКА В ХАРСТАДЕ
Оказалось, что галерея «Nord-Norge» - это огромное двухэтажное здание бывшего бассейна. В нескольких залах его разместилась экспозиция из 39 картин серии «Пер Гюнт» Фомина и 22 работ из серий «Кижи», «Подарки», «Лубок». Йенс Харалд V Холмбой лично помогал их вешать.
23 марта 2002 года на открытии выставки присутствовало более ста человек, пришедших по приглашениям. Две студентки музыкального училища М. Торвангер и Й. Перандер в специально сшитых по случаю вернисажа костюмах Ангела и Викинга исполняли на скрипке и контрабасе прелюдии И. Баха. Все последующие дни, пока шла выставка, зрители, знакомясь с творчеством художника, наслаждались музыкой барокко.
Из выступлений лидера Ассоциации искусств Норвегии Гуннара Кнутссона и директора галереи Яна Педерсена мы узнали, какие приключения происходили с нашими картинами на пути из России в Норвегию. В практике финских и норвежских таможенников такой груз оказался особым случаем. В России все необходимые документы были оформлены, и проблем с ввозом их в Финляндию не возникло. А вот финская таможня поначалу отказалась отдавать их норвежской стороне. Йенсу Харалду V Холмбою пришлось задействовать все рычаги дипломатии, чтобы выручить «Пера Гюнта» Фомина. На банкете многие горячо благодарили его за расходы и риск, на который он пошел в связи с организацией выставки.
Нам рассказывали, что выставку посетило невероятное количество людей, приезжавших на машинах и теплоходах из других городов. На десятках автобусов привозили школьников и студентов, чтобы посмотреть русского, как его назвала пресса, «Пера Гюнта».
Газета «Harstad Tidende» отметила: «К счастью, первая демонстрация серии состоялась не в г. Осло, а в Харстаде, потому, что художник хотел проникнуться красотой гор, фьордов и моря, описанных Г. Ибсеном в драме… Несмотря на спокойный характер автора, его картины – это взрыв эмоций, цвета и мотивов». Справедливо было замечено, что «когда Фомину было 19 лет, он решил стать художником и жить так, как жил Э. Мунк».
Картине Фомина нашлось место даже в одном из главных норвежских журналов «КК», посвященном исключительно моде, вдохновенно отозвавшемся о творчестве художника. Директор журнала приобрела одну из работ Владимира.
Нам предложили совершить небольшое путешествие по маршруту, который до нас был предложен только бывшему Президенту СССР М. Горбачеву и его звездной супруге Раисе Максимовне. Так мы оказались в местечке Трастад, в специальном институте, исследовавшем людей с задержками психического развития. Коллекция Трастад Самлингер насчитывала самое большое в мире количество произведений художников Северной Норвегии. Фомину предложили подарить картину в музей сумасшедших, но он почему-то панически воспринял то, что его картина будет находиться в собрании работ умственно отсталых. Хотя там были довольно интересные с творческой точки зрения вещи. К тому же для русского художника в стране, культивирующей национальное искусство, сделали исключение, оказав тем самым большую честь. Возможно, не последнюю роль в отказе Фомина сыграл его собственный опыт соприкосновения с психиатрической клиникой в молодости.
Когда нам показали детскую библиотеку в Харстаде, украшенную картиной, как пояснила гид, сумасшедшего художника, я отметила про себя, что ни в одном русском заведении для нормальных детей никому не придет в голову повесить на стену работу ненормального. Библиотека приобрела картину Фомина.
Приобрести его полотна выразили желание городская библиотека, госпиталь, галереи, частные коллекционеры и любители искусства.
Программа нашего пребывания была насыщенной, нам показали все находящиеся вокруг Харстада музеи, а в Тронденесской церкви – самой старинной в Северной Норвегии для нас был дан концерт органной музыки.
«ВСЕ ДЛЯ НОРВЕГИИ!»
Из 61 картины по известным причинам в г. Осло, в Финско-Норвежский институт культуры в апреле 2002г. отправилось только 37. При переезде из севера в столицу Норвегии с теплохода забыли выгрузить один из ящиков с картинами. Когда пересчитали работы, то пришлось вернуть теплоход на полпути в г. Копенгаген, чтобы вовремя доставить работы к выставке.
Открывали ее директор института А. Бъёрклунд и посол России в Норвегии Ю. Квицинский. Он признался Фомину:
- Благодаря вам, о Посольстве написали в главных газетах Норвегии, что редкость.
Видимо, по этой причине Посольство презентовало на открытии выставки ящик самого дорогого шампанского «Dom Perignon».
Речь господина Посла изобиловала примерами культурного сотрудничества между двумя странами в связи с официальными визитами в Норвегию Президента России В. Путина. В один ряд с этими событиями он поставил символическую выставку Фомина, «способствующую повышению взаимопонимания между народами, обогащению культур и укреплению дипломатических связей».
Норвежская пресса не уделила никакого внимания культурным связям между двумя государствами, поместив хвалебные статьи о русском художнике, преумножающем своим искусством духовные ценности норвежцев, чья серия «Пер Гюнт» стала достоянием этого народа.
Газеты «Dagsavisen» и «Aftenposten» написали о том, что 39-летний сюрреалист Фомин, будучи в десятке самых известных художников России, стал самым популярным в Норвегии.
Это обстоятельство заставило его вспомнить о нетерпимом отношении Э. Мунка к одному из изданий. Великий экспрессионист, получивший признание на родине после того, как стал известным в Германии, считал, что «Aftenposten» «пыталась уморить его с голоду, поэтому хуже её – нет».
- И все-таки они прислали ко мне корреспондента в день моего семидесятилетия, - сетовал Мунк своему историографу. – Я стал таким знаменитым, что они уже не в состоянии были меня убить. Вы из «Aftenposten»? – спросил я. – Будьте добры, уйдите.
В Осло Фомин встретился с Йоргеном Йоргенсоном Холтеном. Вместе они посетили все достопримечательности города – от парка Г. Вигеллана и музеев до ресторанов, где выступали цыгане, с которыми Владимир охотно обменялся компакт-дисками. Самостоятельно он обошел около сорока галерей, чтобы познакомиться с творчеством норвежских художников.
Выставка совпала с церемонией похорон 26 апреля 2002г. национального героя Норвегии, путешественника Т. Хейердала, в которой Фомин также принял участие.
В Национальном музее искусств г. Осло он сфотографировался на фоне картины «Крик» Э. Мунка, которая вскоре после его приезда в Россию была украдена. В кафе, где любил сидеть Г. Ибсен, он выпил чашечку кофе. В Национальном музее имени великого драматурга для него провели экскурсию по залам. Тогда он и не подозревал, что в 2003 г. этот музей приобретет в постоянную экспозицию одну из его работ серии «Пер Гюнт». Она будет висеть прямо напротив входа. Фомин явился единственным русским художником, чья картина попала в Национальный музей Норвегии.
В 2004г. картина участвовала в грандиозном международном проекте «Россия – Норвегия. Сквозь века и границы», посвященном 100-летию независимости Норвегии и 100-летию установления дипломатических отношений между двумя странами. 24 июня того года выставку, в которую органично вписалась работа русского художника, открыли король Норвегии Харальд V и министр иностранных дел России С. Лавров. Предполагаемое присутствие президента России, заявленное в прессе, не состоялось. На выставке присутствовал только экс-президент России Б. Ельцин.
В 2006 г., объявленном «Годом Ибсена», Фомин выставил своего «Пера Гюнта» в музее США.
